Зарисовочка

[la-fea]

Дня два пыталась сформулировать свое отношение к Воропаеву. Вчерашняя серия оказалась последней каплей. И вот что получилось...



ПОД ДОЖДЕМ



Автор: Sha

Фэндом: Сериал "Не родись красивой"

Пейринг: Жданов/Воропаев

Рейтинг: G

Жанр: drama

Дисклаймер: не мое и не претендую

Саммари: Бывает так, что упущенные когда-то возможности - возвращаются. Главное, не упустить их снова.



Ты стоишь там – под дождем, в своей дурацкой кожаной куртке, засунув руки в карманы – и наверняка неприятно кривишь губы.



Ты не умеешь проигрывать.



А я почему-то не могу радоваться победе.



Тихо гудит кондиционер в кабинете, над ухом трещит радостный Малиновский, в своем вдохновенном порыве еще не замечающий, что я перестал реагировать на его оживленный треп.



Я чувствую, слышу, знаю, как все Зималетто ликует, оставив тебя за своим порогом.



А я не могу. Почему?



- Жданов!



А еще я не могу глядеть на твою одинокую фигуру за пеленой дождя, все надеюсь, что ты наконец-то сядешь в машину и отправишься туда, где не так мерзко и мокро. Да мне смотреть на тебя холодно!



Но ты стоишь под этим осенним ливнем, и, кажется, даже не шелохнешься.



- Жданов, ты меня вообще слышишь?



Я тебя не понимаю. Где твоя хищная неутомимость, беспринципная целеустремленность, когда даже по уши в дерьме ты продолжаешь делать вид, что сильнее всех – да так убедительно, что тебе все поневоле верят? Почему на этом дурацком собрании акционеров, когда, прежде чем единогласно снять тебя с поста директора, тебя пинали с тем же удовольствием, как когда-то меня – ты не стал с прежней ленивой небрежностью переваливать вину на других, обвиняя в собственных неудачах всех, кроме себя? Почему ты не упомянул ни о той яме, откуда пришлось выволакивать фирму, ни о ленивых сотрудниках, ни о растяпе-предшественнике – ни о чем, что могли от тебя ожидать?



- Жда-нов! Андрей! Что ты там высматриваешь?



Ты просто молчал, затравленно глядя на бурно обсуждающее твои проступки собрание – и я вдруг узнал этот взгляд.



Мне тогда исполнялось двенадцать, и Воропаевы, разумеется, были приглашены на праздник. В этой пестрой семейке, где старшая сестрица приводила меня в трепет своим щебетанием, а младшая уже тогда опробовала на мне свои кошачьи повадки, ты своей замкнутостью и неумением поддерживать элементарную беседу всегда казался кем-то посторонним, чужеродным. Даже родной отец порой с удивлением взглядывал на тебя, как будто недоумевая, как у него получился такой наследник.



- Эй, ты о чем размышляешь? Ты должен думать, как нам это дело отметить, а ты в окно пялишься!



А в тот день, выпив за здоровье именинника, Воропаев-старший неожиданно принялся громко сравнивать нас – тебя и меня – как наследников отцовских кресел. И, разумеется, сравнение выходило не в твою пользу, я уже тогда был тем шалопаем, которого старшие любят мягко журить, трепать за щечки и ставить в пример. Я гордо оглядывал праздничный стол, ты медленно краснел, а Воропаев продолжал распинаться, какой ты-де застенчивый и как тебе придется сложно в жизни. За столом стояла внимательная тишина, мама с папой чувствовали себя неудобно и периодически пытались свести речь твоего отца к шутке, но тот уже вошел в раж – говорил, видимо, о наболевшем – и не замечал их попыток. Уж каким я ни был по-детски легкомысленным, даже я ощутил неловкость. Ты же сидел, мучительно выпрямив спину, вцепившись пальцами в край стола, уже не красный – бледный, и так беспомощно смотрел на разглагольствующего отца, что я невольно посочувствовал тебе. И хотя я всегда ощущал смутную неприязнь к таким угрюмым эгоцентрикам как ты, мне вдруг захотелось по-настоящему узнать тебя, может быть, помочь тебе. Но в тот день вы скоро ушли – а потом я узнал, что тебя отправили в какой-то закрытый колледж. Вернулся же ты совсем другим – самоуверенным до самовлюбленности, не признающим никаких компромиссов и желающим лишь одного – власти.



И только сегодня я впервые понял, что это лишь маска.



- … я не понимаю, на что ты уставился! Ну, дождь. Ну, стоит там кто-то…



Господи, за сколько лет ты впервые снял эту маску? Нет, не снял – сорвали.



Господи, ну почему ты там стоишь? Почему ты не вернешь маску на законное место, не отправишься отводить душу – пить, орать на окружающих, или что ты там делаешь, когда тебе плохо?



Господи, почему я на тебя смотрю? Вон, Малиновский уже весь извелся, искренне недоумевая, почему я сейчас – в день своего триумфа! – такой отстраненно-мрачный. Что мне еще нужно?



Кто мне нужен…



Мальчик с затравленным взглядом, с которым я что-то не договорил тогда, десять лет назад, и с которым я, кажется, вновь встретился только сегодня. Что-то, не исполнившееся тогда, давно, и вернувшееся снова.



Но не упустить бы, только не упустить.



Увести из промозглого холода, не дать вновь спрятаться за опостылевшим образом, показать, что ты нужен, нужен, нужен – такой, какой ты есть…



- Эй, ты куда? Куда помчался-то?



Туда, где меня кто-то ждет – под дождем.